Но он не ткнулся лицом в подушку и не попытался лечь ниже. Он потянул голову вверх, пытаясь привстать. Ему не нужен был чистый воздух, ему нужен был дым!
Он привалился затылком к спинке кровати и стал глубоко, полной грудью, дышать. Он втягивал в себя дым и задерживал его в легких.
Продукты горения, особенно если горит пластик или синтетические ковровые покрытия, выделяют сильнейшие яды, смертельно опасные яды, которые способны убить человека в считанные минуты.
Вот на эти минуты Резидент и ставил!
Он знал, что пожар быстро потушат, м нужно успеть… Нужно успеть…
Он дышал, чувствуя в ноздрях, в горле горечь и першение. Он дышал, хватая ртом просачивающийся в «палату» дым. И плакал. Но не от страха и жалости к себе, от дыма…
Натягивая цепи браслетов, он сполз к стене, чтобы привалиться к ней головой, чтобы заклиниться между ней и спинкой и, потеряв сознание, не упасть, не сползти вниз, где воздуха больше.
Главное — не упасть…
Он закашлялся. Но поборол кашель и снова сделал глубокий вдох.
Растворенные в воздухе яды, наполняя легкие, втягивались в кровь и, разносясь кровотоком по организму, убивали печень, почки, мозг.
Еще вдох!
Еще!
Еще!..
Сознание ускользало, но он не отключался, он не позволял себе отключаться.
Рано.
Нужно сделать еще один вдох!
И еще.
И еще…
Он потерял сознание и обмяк, продолжая уже неглубоко, уже поверхностно, уже, умирая, дышать.
Но в то последнее мгновение, когда в его глазах померк свет, он не пожалел о содеянном, не ужаснулся приходу смерти, он испытал торжество.
Не вышло, как хотели они. Вышло, как хотел он!
Он добился своего..
Он победил!..
В вечерних новостях выступал Президент.
Он говорил о политической стабильности, консолидации сил и перспективах экономического роста. О том, что никогда еще в новейшей истории у страны не было столь радужных перспектив. Что еще немного и…
Миллионы россиян смотрели в экраны телевизоров и вспоминали, что нечто подобное они уже слышали. Потому что нечто подобное им уже говорили. Раньше, причем много раз. В самом начале века, когда призывали скинуться по шапке, чтобы закидать ими Японию. И десяток лет спустя, когда теми же шапками пытались победить Германию. И когда сбрасывали с трона Николашку и кровопийц-эксплуататоров и делили нажитое ими добро, всем тоже обещали лучшую жизнь. И когда, напрягая последние силы, поднимали Днепрогэсы и Магнитки во имя светлого завтра, тогда тоже говорили, что скоро станет лучше, станет совсем хорошо. И даже пели об этом песни. А когда воевали и, отказывая себе во всем, одолевали послевоенную разруху, то только и оставалось, что надеяться. Зато потом народу наконец объявили сроки будущего счастья. До которого оставалось всего ничего — оставалось тридцать лет. И ведь почти дотянули… Но через тридцать лет формулу счастья вдруг поменяли и сказали, что счастье — это перестройка, гласность и капитализм и если немного подождать…
И вот теперь опять говорят. Говорят, что надо снова немного подождать, совсем чуть-чуть…
А жить-то когда?!
А жить в России как-то не получается.
И всегда не получалось. Всегда мы жили то в светлом, до которого никак не получалось добраться живыми, будущем. То, оказывается, в относительно благополучном прошлом, которое по собственной глупости, не заметив, проехали А так чтобы в настоящем, чтобы теперь — ни в какую.
Ну не получается у нас в настоящем…
Так и живем в надеждах и в разочарованиях. И снова в надеждах. Которые озвучивает очередной наш, вскарабкавшийся на трон Правитель. А мы уши развешиваем. И надеемся, что этот поводырь зрячей других, что этот знает, куда идет и куда всех нас ведет. А он…
Вверху был белый потолок. Посреди потолка — казенного вида плафон. Под спиной было мягко и чисто. Это был почти рай. Но это не был рай, потому что в раю не бывает плафонов.
— Он, кажется, пришел в себя, — сказал голос. И голос тоже не был голосом архангела Гавриила, голос был таким же казенным, как плафон.
— Ну как тебе понравилось на том свете? — спросил другой голос. Хорошо знакомый голос. — Чего там видел?
Получается… получается, он не умер.
Пациент повернул голову.
Перед ним сидел врач в белом халате и белой шапочке.
И сидел Куратор. Его Куратор.
— Как я здесь оказался? — глупо спросил Резидент.
— В дыму и огне. Как Люцифер.
Резидент замотал головой и болезненно поморщился. Он ничего не понимал.
— Объясни, — попросил он.
— Все очень просто — там, где ты «отдыхал», случился пожар, — сказал Куратор. — Сильный пожар. Ну и, в общем, ты сгорел. Совсем сгорел. Дотла.
— Пожар? Отчего пожар? — переспросил Резидент.
— Как обычно — замыкание в проводке на первом этаже. Причем сразу в пяти местах. А противопожарная сигнализация почему-то сработала не сразу. А там кругом пластик… Пожару присвоили третью категорию, народу понаехало, машин…
— Ваших машин? — начал приходить в себя Резидент.
— Нет, натуральных, с шлангами, лестницами и брандмайорами. Все как положено.
Ну и наша одна…
Дальше можно было не объяснять. Дальше Резидент мог все представить сам.
Охрана вначале уперлась, не желая пропускать пожарные расчеты на режимный объект, но, видя, как разгорается здание, была вынуждена нарушить инструкции.
Пожарные раскатали рукава и по выдвижным лестницам полезли на крышу и полезли в окна.
И Конторские полезли.