Достали рацию.
— «Ель» вызывает «Лиственницу».
— «Лиственница» слушает.
— У нас все в порядке. Можешь подгонять груз.
— Понял тебя, «Ель».
Из темных переулков одновременно выехали три труповозки, где на носилках и просто на полу лежали мертвые бомжи и лежал убитый телохранитель.
— Теперь надо тех, что в подсобке… В подсобке второй санитар и охранник пили подаренный им спирт.
— Ну чего, нашли своего мертвяка? — поинтересовались они.
— Нашли.
— Ну вот и ладно! Пить будете?
— Будем.
Дружелюбно улыбающиеся бойцы подошли к столу, но вместо того чтобы взять стаканы, двумя сильными ударами оглушили жертвы и уронили их на пол. Но добивать не стали. Рядом положили принесенного из холодильника мертвого санитара.
У входа затормозила первая труповозка.
Набросив на себя грязные халаты, бойцы перетащили в холодильник трупы, перемешали их с другими.
Осторожно вынесли, загрузили в машины «своих».
— Где у них обогреватель?
— Там, у стены.
Обогреватель подтащили к самому столу, возле которого на стулья, рядом друг с другом рассадили бесчувственных санитаров. На раскаленную спираль плеснули спирт, как будто кто-то, перепив и уснув, случайно задел рукой и опрокинул вниз полный стакан. Пламя рванулось вверх, лизнуло столешницу стола.
Бойцы дождались, когда дерево займется, для лучшей тяги выдавили стекло в окне и распахнули все двери. Плеснули спиртом на стены.
— Ну что, уходим?
— Уходим.
Огонь быстро набирал силу, но было раннее утро и все, кто мог заметить пожар, крепко спали. А древняя противопожарная сигнализация, как водится, не сработала.
Пожар заметили, лишь когда со страшной силой рванул неизвестно откуда взявшийся баллон со сжиженным пропаном и отдельно стоящее здание морга вспыхнуло как порох.
— Пожар!
— Пожар!!
Медработники и ходячие больные похватали ведра и другие, вплоть до «уток», емкости, чтобы попробовать потушить пожар своими силами. Но в водопроводе, как назло, не оказалось воды. Кто-то закрутил на магистральном водоводе вентиль. Позвонили 01.
Пожарники выехали за ворота части довольно быстро, но уехали недалеко. Почти одновременно и сразу три машины напоролись на какие-то острые железки и проткнули колеса… На чем неприятности не закончились. Потому что, когда добрались до больницы, ворота оказались закрыты на большой амбарный замок, а охранника не было, охранник куда-то запропастился. Сунулись с другой стороны, но запасной въезд был перекрыт неудачно припаркованной легковушкой…
В общем, когда пожарные расчеты наконец прорвались к месту пожара, там дотлевали головешки. Деревянное, постройки тридцатых годов, здание выгорело дотла вместе со всеми находившимися в нем трупами.
Конечно, если бы провести тщательную экспертизу сгоревших трупов, то, наверное, можно было бы установить подмену. Но, во-первых, это очень хлопотно и дорого, а во-вторых — кому это надо. Трупы просто сактировали, свезли на кладбище и закопали в общей могиле.
Но тех, кого там закопали, там не было…
Опознанных в морге спецназовцев по одному, по два разными маршрутами свезли в новую, еще до конца не обжитую часть, где сложили из кусков, обмыли, переодели в парадную форму, запаяли в цинки и отправили скорбящим родственникам.
На каждые похороны генерал Крашенинников выезжал лично сам. Он скорбел вместе с родственниками, выдерживая их взгляды и их упреки, пил водку за упокой души… Но одними соболезнованиями и вручением родственникам посмертных наград он не ограничивался, а передавал семьям, потерявшим кормильцев, крупные денежные компенсации, ключи от купленных им квартир и свой домашний телефон на случай, если понадобится его помощь.
Это надо было мертвым, но еще более — живым. Которым ни сегодня-завтра предстояло идти в бой и важно было быть спокойными за свои тылы. Иначе никто не захочет рисковать — не заслонит от пули командира, не ляжет на амбразуру… Солдаты только тогда готовы умирать, когда верят в своих командиров.
Генералу Крашенинникову верили! Он был свой, был «от сохи», от той сохи, что перепахивает поля битв и перепахивает страны и эпохи. Он был стопроцентным генералом и был для солдат «батей», который не только на смерть посылает, но, если надо, из своей генеральской шкуры вылезет, чтобы помочь, чтобы из вражеского тыла на своем горбу вынести, чтобы от произвола чиновничьей сволочи прикрыть. Генерал Крашенинников выносил и прикрывал. Наравне со всеми в атаку ходил, одной на всех плащ-палаткой укрывался, последний сухарь поровну делил. И вытаскивал своих бойцов из моргов, чтобы похоронить по-человечески… За что его любили. За что ему верили. И готовы были за него голову сложить.
И складывали… Там, в Прибалтике, в Афганистане, в Анголе, Таджикистане… Сколько их, погибших за тысячи километров от родного дома, возвращались туда в наглухо запаянных цинках. И теперь вот еще несколько…
— Ничего, сынки, мы еще пока живые. Прорвемся! И поквитаемся с ними! За каждого нашего! За всех!
Как говорится — зуб за зуб!..
Это случилось не теперь, случилось пару, а может, больше лет назад. Случилось в Забайкальском военном округе. Тогда — впервые.
На стоящей на боевом дежурстве пусковой ракетной установке пропало напряжение. В бетонных шахтах пусковой, там, где нес дежурство боевой расчет, мигнули лампочки, и вдруг стало темно.
— Это что еще за шутки?! — удивленно сказал кто-то в темноте.
Но это не могло быть шуткой. С межконтинентальными ракетами с разделяющимися ядерными боеголовками не шутят. В войсках стратегического назначения за такие розыгрыши могут не то что погоны сорвать, а и к стенке поставить. Потому что стратегические войска живут в режиме военного времени.